Читаем без скачивания «Пена дней» и другие истории - Борис Виан

колотиться о ребра и правая рука дрожала на руле; а у меня, увы, чтобы вести машину, была только одна рука. Я подумал, что делает сейчас Том; может быть, молится или учит чему-нибудь малышей; от Тома я перешел к Клему и этому городку, Бактону, где неплохо провел последние три месяца, прилично зарабатывая в книжной лавке; вспомнил Джики и тот день, когда трахнул ее в воде, и как прозрачна была река. Джики – совсем молоденькую, гладкую и голую, как младенец; и вдруг это снова заставило меня вспомнить Лу, ее черное, кудрявое и жесткое руно внизу живота, и тот вкус, который остается на языке, когда кусаешь его, – вкус нежный, чуть солоноватый и теплый, пропитанный ароматом ее ляжек, – и ее крики опять зазвучали у меня в ушах; я чувствовал, как пот заливает мне лоб, и никак не мог бросить эту проклятую баранку, чтобы вытереться. Желудок мой вздулся от газов и давил на диафрагму так сильно, что, казалось, вот-вот расплющит легкие, а Лу кричала у меня в ушах; я утопил эбонитовое кольцо дорожной сирены на руле и черную кнопку городского сигнала в самой его середине, я жал на них одновременно, лишь бы заглушить эти крики.

Я несся со скоростью восемьдесят пять миль в час; эта штука никак не могла ехать быстрее, но тут дорога пошла под уклон, и я увидел, как стрелка спидометра медленно переползла на два деления, на три, а потом на четыре. Уже давно рассвело. Навстречу мне стали попадаться машины, а какие-то обгонял я. Продержав несколько минут, я отпустил обе кнопки, так как могли встретиться полицейские на мотоциклах, а у этого мотора не хватало силенок, чтобы их обставить. Приехав, я смогу взять машину Джин, но боже мой, когда же наконец я доеду?..

Кажется, я начал повизгивать, скулить сквозь зубы, как животное, чтобы ехать быстрее, и один вираж я взял не притормозив, под душераздирающий визг скользящих покрышек. Машину сильно занесло, но она все-таки выровнялась, заехав на встречную полосу, а я выжимал газ до отказа, и смеялся, и радовался, как Малыш, когда он крутился вокруг стола и пел «When the Saints…», и мне почти не было страшно.

XXI

Но эта мерзкая дрожь вернулась, стоило мне подъехать к отелю. Было около половины двенадцатого; Джин должна ждать меня к завтраку, как я ей сказал. Я открыл правую дверцу и вышел с этой стороны, так как с моей рукой иначе было не сделать.

Гостиницей оказалась какая-то белая постройка в традициях местной архитектуры, с опущенными жалюзи на окнах. В этих краях, несмотря на конец октября, еще пригревало солнце. Я никого не увидел в нижнем холле. Это был далеко не тот роскошный замок, который сулило газетное объявление, но что касается уединенности, то лучшего требовать не приходилось. Я едва насчитал дюжину домиков, в том числе заправочную станцию и бистро при ней, немного в стороне от дороги, предназначенное, несомненно, для водителей тяжелых грузовиков.

Я вышел из холла. Судя по рекламе, спальные домики стояли где-то поодаль от главного корпуса, и я подумал, что они расположены вдоль окаймленной полуоблетевшими деревьями и пожухлой травой дороги, которая шла под прямым углом к шоссе. Дорога почти сразу свернула, и я наткнулся на машину Джин, стоявшую перед небольшой хибарой из двух довольно чистых комнат. Я вошел без стука.

Она сидела в кресле и, казалось, спала; она скверно выглядела, но, как всегда, была хорошо одета. Только я хотел ее разбудить, как телефон – там даже оказался телефон – громко зазвонил. Я пришел в бешенство и бросился к нему. Сердце мое чуть не выскочило из груди. Я снял трубку и тут же повесил ее. Звонить мог только Декстер – или полиция. Джин протирала глаза. Она поднялась с кресла, и для начала я тут же поцеловал ее, так что она замурлыкала. Теперь, кажется, она наконец проснулась; я обнял ее рукой за талию, чтобы увести оттуда. Тут она заметила мой пустой рукав.

– Что с тобой, Ли?

У нее был испуганный вид. Я рассмеялся, но смех мой прозвучал неестественно.

– Ничего страшного. Растянулся, как идиот, вылезая из машины, и разбил себе локоть.

– Но у тебя шла кровь!

– Просто царапина… Идем, Джин. Я сыт по горло этим путешествием. Хочется побыть с тобой вдвоем.

И снова зазвонил телефон. Меня передернуло, словно электрический ток шел не по проводам, а через мое тело. Я не мог сдержаться и кулаком сбросил аппарат на пол.

Я добил его ударом каблука. Это было неожиданное чувство: будто давишь ботинком лицо Лу. Меня снова прошиб пот. Надо поскорее убираться отсюда на свежий воздух. Губы мои дрожали, и вообще, должно быть, я выглядел как помешанный.

К счастью, Джин не сопротивлялась. Мы вышли, и я сказал, чтобы она садилась в свою машину; отъедем немного подальше, чтобы побыть вдвоем, а после вернемся позавтракать. Время завтрака понималось несколько широко, но Джин, казалось, все было безразлично. Ее постоянно мутило, вероятно, из-за беременности. Я нажал на стартер. Машина тронулась, нас вдавило в спинку сиденья; на этот раз дело было почти в шляпе; как только я услышал шум мотора, ко мне вернулось спокойствие. Я брякнул Джин какую-то ерунду, чтобы извиниться за телефон, – она, похоже, начала замечать, что я совсем съехал с катушек, – пора взять себя в руки. Прижавшись, она положила голову мне на плечо.

Отъехав километров на двадцать, я стал подыскивать местечко для остановки. Дорога здесь шла по насыпи, и я решил, что нам достаточно будет спуститься с откоса. Я остановил машину. Джин вышла первая. Я нащупал револьвер Лу в своем кармане, но не собирался сразу пускать его в ход. Даже одной рукой я мог бы расправиться и с Джин тоже. Она наклонилась, чтобы завязать шнурок: из-под короткой юбки, узко обтянувшей ей зад, я увидел ее ляжки. У меня пересохло во рту. Она остановилась около кустарника. Это был как раз такой уголок, где если сесть на землю, то ничего с дороги не увидят.

Она вытянулась на земле; тут же на месте я овладел ею, но не позволил себе кончить. Я попытался справиться с собой, несмотря на эти ее дьявольские движения задом; мне удалось доставить ей удовольствие, прежде чем я испытал его сам. И в этот момент я с ней заговорил.

– На тебя всегда так сильно действует, когда ты спишь с цветными?

Она ничего не ответила и лежала совершенно обессиленная.

– Ведь во мне больше одной восьмой